| [indent] [indent] CHAPTER I
Финн Вулфард; Густая копна непослушных, вьющихся угольно-черных волос, острое, угловатое телосложение, кожанка, рваные джинсы, кеды с оббитыми носками и потрепанный скейт - в таком виде Тейлор появляется везде, куда его зовут, и где его не ждали. Он смотрит на мир из-под падающих на глаза кудрей как собака, которую слишком часто бросали хозяева и били другие псы. У него в карманах больше железа, чем у автомеханика - здесь и ключи, и монетки, и кастет с красивой гравировкой, раздобытый во времена расцвета панк-рока. Тейлор не соответствует своему возрасту ни на йоту, и ему, честно говоря, плевать на это. Он застыл в теле шестнадцатилетнего подростка, и с тех пор менялась только мода. При желании он смог бы выглядеть чуть более презентабельно, и иногда - очень редко, и если того требует ситуация - его можно увидеть в рубашке и брюках. Правда, скорее всего, в течение пары часов парадная форма одежды превратится в кроваво-грязные обноски. Тейлор любит побрякушки вроде широких кожаных браслетов, тяжелых подвесок. В списке любимых аксессуаров у него - пластиковая игрушечная корона, которую он надевает на встречах со уличной босотой (они же и подарили). Мейк-ап - это норма; по настроению может подвести глаза или ходить с цветными ногтями. Волосы не красит, пирсинг не носит, кожа чистая, даже родинки, россыпью украшавшие его при жизни - и те поблекли. Голос и речь типичны для подростка из Калифорнии (Ти быстро подхватывает современный говор), голос до конца так и не успел сломаться, остановившись на скрипучем полу-теноре, но Становление придало ему бархатные, мелодичные нотки, так что даже полная экспрессии и нецензурной брани речь из его уст звучит, хм, стильно. Тейлор много жестикулирует в разговоре, трогает свое лицо, волосы в задумчивости. Ходит широкими шагами, сунув руки в карманы.
В шестидесятые Калифорния уже была страной грёз для всей Америки и ближнего зарубежья. Юные девушки в платьях-колокольчиках стремились в Лос Анджелес в мечтах о голливудской жизни, парни на перекрашенных отцовских кабриолетах рассекали под пальмами, выискивая взглядом любимых актрис. Солнце, жёлтое солнце наливало соком и жизнью улицы и тела людей. Аарон Леви жил на склоне холма на Малхолланд драйв, откуда открывался прекрасный вид на город. Он был царём жизни и всего Лос Анджелеса - непризнанным, но обладающим властью, которой ему пока что вполне хватало. Он был продюсером известного музыкального лейбла, его банковский счет ломился от богатства, а дом был так огромен, что за шестнадцать лет жизни он так и не посетил все комнаты. Аарон курил дорогую сигару, сидя в своём подвешенном неоновыми лампами бассейне и медленно, с наслаждением пил коньяк. Он только что закончил "собеседовать" двух симпатичных певичек, как и все, мечтающих о карьере звезды. Одна была хороша, второй стоило бы поработать над "исполнением". Хотя - здесь Аарон плотоядно ухмыльнулся своим мыслям - всегда можно организовать из них неплохой дуэт… Он допил и прикрыл глаза, наслаждаясь нотами джаза, льющимися из открытых дверей гостиной. Он не ждал гостей, но сегодня судьба была не на его стороне. Он почувствовал чьё-то присутствие так резко и отчётливо, словно кто-то приставил к его горлу нож. Аарон распахнул глаза и дернулся, уронив стакан в воду. На краю бассейна, похожий на бродячего пса, сидел мрачного вида подросток. Соломон. Его младший отпрыск и его позорное клеймо. - Здравствуй, папочка, - улыбнулся парень. Что-то в нем было не так. Впрочем, Аарон слишком давно его не видел, да и не желал видеть еще столько же. - Что ты здесь делаешь? - он засуетился, не зная, лучше ему выбраться из бассейна или оставаться в воде. Его жена, Ребекка, уже третий месяц отдыхала на Бали, и потому Аарон не озаботился тем, чтобы прикрыть своё стареющее тело. - Ты должен быть со своей матушкой, разве нет? - У нас с ней вышли некоторые разногласия, и я решил вернуться пораньше. Подумал, ты будешь рад вспомнить мое лицо. Аарон хмыкнул, развернулся и протянул руку к халату на ближайшем лежаке, но тот был слишком далеко. Нахальный мальчишка видел это и не спешил помочь отцу. Чего еще ждать от панка? - Я помню, как ты выглядишь. Проще было бы выкинуть тебя из головы, учитывая, как старательно ты позоришь мое имя. Бросил школу, якшаешься с каким-то наркоманами и бездомными, бродяжничаешь. Я не понимаю, как в такой приличной семье могло появиться такое отребье! Подай своему отцу халат, в конце концов! - Кто же знает, кто же знает? - покачал головой Соломон, напрочь игнорируя его потуги. - В любом случае, я пришел тебя порадовать. Я нашёл себе новую семью. - Что, обрюхатил какую-то проститутку и решил жениться? - ехидно скривился Аарон. - О, я знаю, что тебе нужно на самом деле. Имей в виду, ты ни цента от меня не получишь. Живи как хочешь со своей шлюхой. - Как жестоко, папуля, - мальчишка поднялся. На его лице заиграла победная улыбка. - Я надеялся, ты обрадуешься, ведь мы оба получаем, что хотели. Кстати, знакомься… это Лео. Мой новый брат. Не успело с уст Аарона сорваться недоуменное "что?", как невидимая рука схватила его за волосы на макушке и подняла в воздух. Он закричал от боли, забарахтался было, но перестал, осознав, что это причиняет ему еще больше страданий. Его повернули чуть в сторону, и Аарон увидел своего мучителя. Молодой человек был страшно похож на его сына - такой же бледный, непонятного возраста, с дикими глазами и такими же буйным кудрями. Этот человек, Лео, улыбался уголками губ, и в этой улыбке не было ничего человеческого. - Так это он? - он заговорил, и Аарон, к своему ужасу, увидел пару жемчужно-белых клыков, украшающих его рот, будто перевернутая корона. - Мерзкий, я знаю, - Соломон сокрушенно покачал головой. - Вы… панки! Вам это с рук не сойдёт! - зашипел Аарон, брызжа слюной. Его лицо покраснело от напряжения. - Ты, щенок, видно, забыл, кто я? Тебя найдут. Тебя и твоего дружка повесят на заборе в Комптоне на растерзание местной швали. - Твоя речь ещё уродливее твоей рожи, - Лео опасно сощурился, а затем резким, хищным движением наклонился к его лицу вплотную и втянул носом воздух. - И на вкус наверняка так же плох. Что скажешь, mon frére? Сойдёт твой папаша на первое? Аарон побледнел и издал тихий скулёж. Что это значит? Как низко опустился его сын? Неужели это не просто метафора? - Я думаю, на вкус он как говно собачье, - Соломон наморщил нос. - Лучше полакомись теми цыпочками, которые его обхаживали. - Прекрасная мысль, - что-то сверкнуло в руке Лео, и в следующую секунду в артерию Аарона возился тонкий серебряный нож. Мужчина раскрыл рот в немом удивлении. Его сын зеркально повторил выражение, а затем просиял, будто не видел в своей жизни ничего прекраснее. - Смотри, братишка, - торжественно сказал Лео, пальцем собирая с подбородка жертвы тёмную дорожку крови. - Это - Витэ. Это сама жизнь и смысл жизни. Этой драгоценной амброзии не должно быть напрасно пролито ни капли. Но сегодня праздник. Сегодня ты родишься заново. Поэтому я сделаю для тебя небольшое исключение. Да и потом… - парень облизнул палец. - На вкус он действительно редкостное дерьмо. Соломон засмеялся. - Открывай шампанское, брат. Лео оскалил клыки в улыбке и выдернул нож из горла жертвы. Кровь брызнула красивым фонтаном, совсем как в кино, художественными разводами окашивая воду. Он разжал пальцы, и умирающий Аарон безвольной тушей упал обратно в бассейн. Соломон все ещё смеялся, на его глазах аж выступили слёзы. - Ты только посмотри! Он как большой жирный чайный пакетик! Лео обошёл бассейн и встал рядом с ним, глядя на стремительно краснеющую воду. - Серьезно? Я так старался, и это все, до чего ты смог додуматься? - он покачал головой, закинул руку Соломону на плечо и звонко поцеловал его в висок. - Прости. Как же я его ненавижу. В десять лет я впервые увидел, как прессуют машины на свалке, и с тех пор я не мог перестать представлять, как пресс перемалывает ему кости, пока он не превращается в костляво-кровавый фарш. Я думал об этом каждый раз, когда он ссорится с мамой, орал на меня или трахался со своими потаскухами, прекрасно зная, что я в соседней комнате... Это мой лучший день рождения, Лео. Я не верил, что так возможно. Его новый брат улыбнулся - теперь уже тепло и искренне. - Не радуйся жестокости и больше не думай о ней. Ты еще вытворишь в своей новой жизни вещи похуже этого, успеешь насладиться своей силой. Но сейчас для меня важно, чтобы ты подумал о том, что ты свободен, и свободным тебя должна принять Ночь. Соломон ответил ему такой же улыбкой. Он закрыл глаза, запрокинул голову и вдохнул полной грудью тёплый ночной воздух. Таким - упоительно сладким с нотками свежей крови - он запомнил свой последний вздох.
Конечно же, они уехали оттуда. Оставили Лос Анджелес так, будто их никогда там и не было. Землёй обетованной стал Новый Орлеан, о котором столько рассказывал Сир. Лео был прекрасным учителем. Говорил, что не похож на других представителей своего клана, хотя по его рассказам разницы почти не было. Если только в манере речи, которая подошла бы скорее итальянскому поэту, а не носителю крови бунтарей и мордоворотов. Кстати, дрался Лео тоже на ура, с азартом и большим удовольствием - редкая его охота обходилась без парочки набитых лиц. Пропитанная адреналином кровь прельщала его больше всего. Он учил своего юного брата всему, что знал сам, помогал справиться с жаждой и неуёмным аппетитом первых лет не-жизни. Он представил свое Дитя барону Анархов, а затем, к неудовольствию этого самого барона, и Князю Камарильи тоже. Как он сказал, это лишь формальность, чтобы всякие законники не портили им кровь. - Я ненавижу их, - признался Соломон сразу, как они покинули владение Князя. Лео удивлённо воззрился на него. - Что, вот так сразу? - засмеялся он. - Ты их видел? Эти ряженые клоуны, делающие вид, что они живые люди. Все как один смотрят на меня, как на грязь под ногтями. - Как твой отец. Соломон с болью во взгляде отвернулся. Лео привычно обхватил его за плечи и прижался губами к виску. - Mon frére, выброси эти мысли из своей головы. Скоро тебе станет легче. Они живут в воображаемом мире, где нет ничего, кроме притворства и политических игрищ. Мы им ничем не обязаны. - Я хочу, чтобы в мире не было такой мерзости. Чтобы не было таких, как они, грызущих друг другу глотки за власть и престиж. - Так и будет, если ты этого хочешь. Поэтому я и выбрал тебя. Лео не солгал: со временем Соломону действительно стало легче. Его сердце затвердело и стало холодным, стерлись из памяти лица его прежней семьи. Стерлись боль и унижение, с которыми он жил первые свои шестнадцать лет. Когда однажды, прогуливаясь по бульвару с Лео, он наткнулся на женщину лет сорока, назвавшую его по имени, он едва признал в ней свою старшую сестру, Рейчел. А вот она узнала и расплакалась, заключив его в объятия. И Лео понимал, что больше ничего не испытывает к ней. Он слышал только биение ее сердца и рокот крови, текущей по венам. Имел значение только его собственный, никогда не утихающий голод. После этого он впервые решил сменить имя. Все, что связывало его с внезапно прервавшимся родом Леви, кануло в лету. Чем больше лет пролетело мимо, тем больше он отдалялся от полного горечи подростка, который ненавидел весь мир. Он открывал для себя новые грани не-жизни, осваивал Дисциплины, изучал город и все больше и больше желал иметь что-то безраздельно своё. То, что ему не придется делить ни с кем, даже с горячо любимым Сиром. Он сменил имя в третий раз в канун нового тысячелетия, когда многотысячная толпа на площади громко отсчитывала последние секунды до полуночи. Он любил находиться в толпе. Довольно быстро он понял, что это - самое безопасное место, чтобы наблюдать за городом, и оставаться незамеченным. Он всего лишь подросток в глазах смертных. Маленький бродячий пес. Среди радостно вопящих людей он увидел девочку лет восьми в поношенной одежде. Она тянула шею, чтобы посмотреть на фейерверки, но толпа загораживала их. Он подошёл и спросил, не хочет ли она забраться повыше. Девочка радостно кивнула, и молодой вампир посадил ее себе на плечи. Она назвалась Сарой, а Соломон - Тейлором. Как-то так само вышло, что вампир привёл ее к ним с Лео домой. Изумление на лице Сира сложно передать словами. Благосклонно позволив девочке лакомиться купленными по дороге рогаликами с шоколадом, он отвёл Дитя подальше за локоть и потребовал объяснений. - У неё нет родителей и дома. И она не ела уже несколько дней. - И что? У нас тут приют для сирот? Ты видишь монашек и соцработниц в серых платьях? Я - нет. - Лео, mon ami, вспомни, как ты сам меня подобрал. Я был таким же беспризорником. Да мне и лет было едва ли больше. - Погоди, погоди… Джеймс, ты… - Тейлор, - перебил младший вампир. - Теперь Тейлор. Слишком много времени прошло. Лео неопределенно пожал плечами - Тейлор так Тейлор. - Хорошо. Ты собираешься сделать ее одной из нас? Потому что я сразу скажу тебе "нет" и назову тысячу причин, почему. - Что? Нет! - Тейлор мотнул головой. - Ни в коем случае. Я подумал, что могу заниматься вот этим. Помогать таким же неприкаянным детям, каким был когда-то я. Дать им защиту, помочь найти крышу над головой, работу и пропитание. Чем больше он говорил, тем выше Лео поднимал брови. - Скажи честно, ты выпил кого-то под кислотой? - Да послушай же меня! Я столько всего слышал и видел на улицах, чего никогда не услышит и не увидит никто из тех, кому повезло вписаться в социум. Эти дети невидимки. Они видят все, а их никто не замечает. Сколько важной информации пролетает мимо наших ушей просто потому, что мы списываем их со счетов? Вот теперь Лео задумался. - В этом что-то есть, конечно. Не уверен, что толпа бродяжек будет так полезна, как ты говоришь, но… я предложу барону. А ты будь осторожен и не выдай себя. Сара стала первой из многих и многих бродяжек, которым Тейлор обеспечил более-менее безопасные условия жизни. Нет, они все так же обитали на улице, побирались и промышляли воровством и торговлей наркотиков, в этом Тейлор никак им не препятствовал. Все, что ему было нужно - это внимательные глаза и уши, которые могли поведать много секретов. Его любили и уважали, хотя Тейлор не использовал Дисциплины для этого. Где нужно, он доказывал свой авторитет грубой силой и ставил драчунов на место. Он был в толпе и сам прикинулся частью этой толпы. Пока другие вампиры не считали нужным вливаться в человеческий социум больше, чем на пол-ногтя, Тейлор устроился работать курьером в пиццерию и сам разъезжал по городу, вылавливая слухи и новости из общества любых слоёв. Ведь и задроту из Даунтаунских апартаментов, и томной актрисе из Беверли Хиллс время от времени хочется поесть ленивой еды. Он живёт так, впитывая окружающий мир как губка, зная больше других и о живых, и о мёртвых. Барон назвал его чистильщиком, и Лео это не понравилось, но Тейлору от этого ни холодно, ни жарко. Он живёт так, как хотел. Возможно, впервые со своего рождения.
[indent] [indent] CHAPTER II
[indent] дисциплины Стремительность (2), Присутствие (3) Могущество (2).
Тейлор из тех, кто обожает прогресс и перемены любого толка, что выражается во всем, что его окружает - начиная со смены имени каждые пару десятков лет, заканчивая подхваченными среди своей армии бродяжек современными словечками. Он на "ты" обращается с техникой, с удовольствием вникает в новые технологии, следит за поп-культурой, благодаря чему мало у кого из живых возникают сомнения в том, что он какой-то не такой. У него есть мобильник, домашний компьютер, приставка и парочка других гаджетов, которые большинству Сородичей покажутся бесполезными. Он спокойно относится к деньгам, и они у него всегда водятся - свои, не добытые в дом несчастным гулем. Он водит машину, мотоцикл, опытный скейтер, играет на гитаре. Из полезного - умеет взламывать замки и пароли, стрелять из пистолета, свободно говорит на французском.
[indent] [indent] CHAPTER III
Сильнейший триггер Тейлора - это люди (и живые, и мертвые), которые считают себя в чем-то выше других. Да, детишки с улицы подарили ему игрушечную корону, но это наоборот, показатель - они сами выбрали его главным, тогда как "сильные мира сего" большей частью самопровозглашенные короли. По этой причине его воротит от порядков Камарильи. Ему нравится иногда представлять себе, как он наступает Князю на горло. Идей Саббата же он просто не понимает, и в принципе старается не лезть на их территории. | |