MIRON POKLONSKY |
|
[indent] [indent] CHAPTER I
последнее, что мирон помнит — это то, как две пары рук волокут его по дворцовой площади прочь от осажденного зимнего дворца. еще секунду назад он был в пышном вестибюле, в центре беснующейся толпы. большинство тех людей он не знал — то были случайные прохожие, одолеваемые любопытством, и воры, жаждущие наживы, проникнувшие через незапертую заднюю дверь. как это было глупо и смешно: в последнем оплоте обороны, в резиденции временного правительства, забыли закрыть двери, а потому приложить человека чем-нибудь по голове и уволочь его мог кто угодно. и сделать все это было легко. как два пальца об асфальт. на кой черт кому-то сдался безродный черногвардеец, пушечное мясо? ответы на эти вопросы мирон получил сразу после того как встретился глазами с существом, под ноги которому его и швырнули, как дворового пса. холодом от той твари веяло невозможным. кожа бледная, взгляд звериный, голодом неутолимым пропитанный, как у питона, обожравшегося плоти людской, матерого, спокойного. не верил мирон в суеверия всякие, до последнего не верил. пока не умер на ритуальном столе, и не восстал существом, подомным тому, что его сожрало, но мельче, слабее. ничтожнее. остальные воспоминания попросту стерлись из памяти за ненадобностью. ценности никакой они больше не несли, а потому сознание от них избавилось. так отпала надобность в воспоминаниях о смерти родителей, о детстве в русской глубинке, проведенном вместе с бабушкой — единственном живом родственнике. памяти же о резкой смене обстановки с ухоженной европейской столицы на деревню в десять покосившихся черных старых домов не осталось, скорее всего, по той же причине, по какой почти все люди не помнят себя в первые 3-4 года своей жизни. детство — по истине чудесное время, которую дети совсем не ценят, не зная, как быстро оно проходит. пожалуй, именно с детством расставаться было сложнее всего. не-мертвый разум мирона до последнего цеплялся за крупицы света и чистоты, что несли в себе эти воспоминания, пусть это был период времени, проведенный в компании своей бабки и природы. деревенские мальчишки с мироном не играли. боялись. бабка мирона старообрядница была, некрещеной. деревенским девкам парней привораживала, сглазы снимала, да наговоры делала разные: на удачу и на несчастье. «ведуньин внук! ведуньин внук!» — они кричали, показывали пальцем, но задирать не решались. обидно любому ребенку, когда другие дети его не принимают, хотя он, в принципе, от них ничем и не отличается. мирон быстро утешение нашел, в учебе, по совету бабки. «учись, мирошенька. век учись, и век второй. везде, где только сможешь учись». пока деревенская ребятня носы воротила от учебников, мирон их чуть ли не наизусть заучивал. сядет у реки в тени под деревцем, и до самого заката так и просидит с книжками, домой только за едой и питьем бегая. мирону нравились числа и формулы: математика, физика, химия, по которым книг в маленькой библиотеке при школе в соседнем селе за четыре километра от дома было в обрез. вот и приходилось по другим селам на велосипеде гонять за книжками. ему их отдавали, не задумываясь, все равно никто в них особо ничего не понимал. историей и русским языком мирон не пренебрегал тоже, но естественные науки давались ему заметно проще, интереснее они ему были. только подумать — весь мир можно с помощью цифр да знаков математических описать! так и вышло, что грамотнее учителей деревенских мирон стал. однако рос он ребенком совсем не тихим, наоборот, шкодливым и сметливым. хорошую шутку устроить любил, а поняв, что деревенские его из-за бабки не трогают, то как с цепи сорвался: на огороды чужие лазал за яблоками, детей помладше задирал. бабка его секла, как сидорову козу, только вот толку мало было. коль взбредет что-то в голову его взбаламученную, то не остановить уже его было. но его целеустремлённость и тягу к знаниям ведунья старая поощряла только, деньги откладывала на поездку в петроград, чтобы внук ее в университете столичном учился. знала она, что не место ему здесь, в деревне. в люди надо выбиваться с головой такой светлой, что знаний новых жаждет, как в пустыне от жары погибающий без воды изнемогает. так и отправился к двадцати годам ведьмин внук в столицу, туда, где и родился. петербург не был чужим ему и родным тоже не был. он был… никаким. никакой город, утопающий в смоляных водах невы, стонущий дождями и промозглым ветром с залива, нарочито кутающийся в европейские фасады, прячущий зловонный горящий торф и кости человеческие под продавленным асфальтом. в университет мирон не поступил — дворянским детям, видите ли, знания нужнее, чем крестьянскому сброду. обиду мирон затаил страшную — на государство, на его нынешнее устройство, а решение этой проблемы тогда представляло собой анархистско-коммунистическое движение. анархисты не признавали такое понятие как «собственность», ведь все должно быть общим, и пропагандировали свободу от принуждения. анархизм предполагал мир без всех его недостатков. грамотные люди везде и всегда нужны были. сможешь бомбу сделать? смогу. ну тогда добро пожаловать! так мирон и попал в черную гвардию и очень быстро втянулся в анархистскую деятельность, пропитавшись духом грядущей революции насквозь. он участвовал в налетах на тюрьмы и загородные дома знати, агитациях военных и рабочих, и в вооруженных столкновениях. и он даже получал от этого удовольствие: собрал свой отряд, захватил дворянскую резиденцию и превратил ее в укрепленную военную базу, напичканную оружием. долго оттуда никто анархистов сжить не мог. в отряде мирона даже по отчеству величали, или по сокращению от отчества, герой, столько уважения он у них заслужил, когда людей на бунт поднимал буквально парой фраз, услышанной у более опытных агитаторов, но чуть переделанной и дополненной, когда планировать атаки помогал и в дома дворянские первым врывался. цвела душа молодая, горячей кровью окропленная, да порохом пропахнувшая. однако мирон не был фанатично предан принципам анархизма, он осознавал его недостатки и понимал, что без государственности, без власти обойтись не получится, а потому все больше склонялся на сторону большевиков, даже участвовал в штурме зимнего дворца на их стороне, после чего и оборвалась его жизнь. мирон учился, где только мог, да не помогло это в итоге, когда твари из бабкиных сказок его в себе подобного обращали. долго они за ним следили, так долго, что даже представить страшно было. подталкивали в нужном направлении, где надо было, точно дождевой водой корни дерева сдабривая, чтобы потом урожай богатый собрать. когда он восстал — не укладывалось все это в голове. раньше голодно на него твари смотрели, а теперь ревностно. язык об клыки резался с непривычки, а кожа побледнела, как у чахоточного. не верил мирон, пока ему крови не дали из чаши испить. тогда по-другому мир начал видится. тогда для всех друзей и товарищей своих мирон поклонский погиб при штурме зимнего дворца. в петрограде совсем небольшая община у вампиров была, но управляемая сильным лидером. Наместник хотел себе достойного приемника. он долго присматривался к анархисту молодому, выжидал. учеником мирон оказался действительно способным, магия кровавая ему легко давалась, потому что разум его уже был приучен символами, физический мир описывающими, мыслить. всего-то надо было магическими знаками метафизический мир постичь. а вот вампир клана тремер из него вышел никудышный. он не мог привыкнуть к тому, что больше не может питаться, как человек, не мог свыкнуться с мыслью, что больше никогда не увидит рассвет, а если и увидит, то солнце моментально убьет его, и не мог принять того, что весь его круг общения теперь составляют лживые, жадные до власти кровососущие монстры, каким он, кстати, тоже теперь является. мирону чужда была иерархия внутри клана: с одной стороны пирамида сулила славу и почет тем, кто активно самосовершенствуется и постигает новые грани тауматургии, но с другой стороны обещанной награды чаще всего добивались те, кто умел ходить по головам и грамотно втыкать ножи в спины вышестоящих. после переезда вместе с сиром в америку через европу уже после революции, где на тот момент было в разы проще выживать, чем в новоявленном ссср, ко всему добавился еще и культурный шок. в незнакомой стране все было в каком-то смысле более приближено к идеалам анархизма, пусть и в очень мягкой, разбавленной форме, нежели на родине, но все же штаты первое время казались ему совершенно чужими, еще и язык второй нужно было изучать. сир таскал мирона за собой, как избалованная богатая дама таскает за собой свою любимую собачонку, поэтому отношения у них не складывались. других вампиров поклонский тоже сторонился. он, мягко говоря, ощущал себя не в своей тарелке. отчуждение и одиночество пожирали молодого вампира целиком. он с головой ударился в изучение ритуалов, местами очень похожих на те, что проводила его бабка, и исследование магии крови, используя весь доступный ему материал. а когда этого стало недостаточно, то ему все-таки пришлось пойти на поводу у своего сира, влиться в пирамиду, чтобы получить большее и приглушить хоть на чуть-чуть свои страхи и сомнения. мирон много лет работал на благо клана, хотя на деле никакого блага для тремер он не предполагал, и мог бы даже претендовать на высокий пост, не реши он сбежать из под крыла своего сира к моменту, когда америка перестала казаться такой чужой и непонятной, а накопленного опыта хватало, чтобы хотя бы попытаться обойтись без чрезмерной опеки сира, которую, кстати говоря, мирон никогда не принимал просто потому что ему было проще учиться на своих ошибках, хотя первое время, ему, конечно, требовался учитель, который бы объяснил основы, показал и разжевал, чтобы потом, отталкиваясь от этих знаний, двигаться дальше самостоятельно. пирамида представляла собой все, против чего мирон боролся. он попытался к ней привыкнуть, потому как был слаб, ощущал себя деревом без корней, которое упадет на землю от малейшего дуновения ветра. он не прогнулся под нее, она не смогла его изменить, встроить в себя, как еще одну деталь хорошо отлаженного механизма. мирон как был анархистом, так и остался, даже если сейчас он этого не помнит. незыблемое общество сородичей было противно поклонскому и он предпочел ему вечно меняющийся мир смертных, ибо к переменам мирону было легче приспособиться, нежели к страшившемуся любых изменений, как огня, вампрскому сообществу. соклановцы виделись ему клубком пожирающих друг друга гадюк. мирону же хотелось стать не мелочной и жалкой гадюкой, а королевской коброй. сир оставил этот подростковый протест своего ученика без должного внимания, ибо верил, что как только поклонский останется без клана за спиной, то реальный мир быстренько его научит тому, что стать частью пирамиды — его лучший вариант. мирон не был официально признан изгнанником внутри клана — об этом позаботился его сир, не желающий терять столь ценный кадр. Тем более, камарилья знает, что стоит только слегка надавить на отступника - он сразу же прибежит обратно. первые месяцы своих странствий мирон действительно боролся с навязчивым желанием вернуться, будь тому виной узы крови, связывающие его со старейшинами клана, или же пророчество сира. однако таланта к выживанию у него оказалось даже больше, чем он предполагал. он легко интегрировался в общество смертных — видел расцвет культуры хип-хопа в бронксе, бастовал против войны во вьетнаме вместе с хиппи, играл с бандами рокеров на фестивалях. мирон застрял в своей юности. если его тело словно проживает один и тот же день снова и снова, то разум живет одним и тем же десятилетием, адаптируясь под каждое новое. он жил как в мегаполисах, таких как нью-йорк, так и в забытых богами индейских резервациях, порой пересекаясь с такими же отшельниками, как и он. в своих странствиях он спутался с демоном, паразитирующем ныне на его паранойе. ведь инферналистов боятся и ненавидят из-за их великой силы. с таким могуществом не то что сородич, а гару близко подойти не сможет, ведь каждый зверь боится боли. мирон привык жить соблазнами и отказать себе он не смог. всего-то нужно было поклясться демону в верности. в своих странствиях он спутался с демоном, паразитирующем ныне на его паранойе. ведь инферналистов боятся и ненавидят из-за их великой силы. с таким могуществом не то что сородич, а гару близко подойти не сможет, ведь каждый зверь боится боли. мирон привык жить соблазнами и отказать себе он не смог. всего-то нужно было поклясться демону в верности. после долгих лет скитаний по всей стране в поисках хоть какой-то стабильности, новый орлеан стал настоящим оазисом спокойствия, по сравнению с остальными городами, кишащими сородичами и разрываемых конфликтами внутри сверхъестественного сообщества. “катрина” хорошо постаралась и вымыла почти всю нечисть. от вампиров, оставшихся в городе и новоприбывших, поклонский постарался отдалиться насколько это вообще возможно, найдя применение своим сверхъестественным способностям в аферах различной величины. он высматривает среди людей убитых горем, несчастных в любви или просто в жизни, заставляет искать себя или обращается к жертве напрямую, а после промывает мозги, внушая мысль о том, что он действительно помог, и заставляет отдать все сбережения себе. политика ему не интересна, вампир предпочитает уединенный образ жизни, благо знание тауматургии ему все это обеспечивает — мало кто захочет лезть к тремеру в логово, пусть даже и к одиночке. он ограничивается обществом смертных, в котором он может забыть о звере внутри, забыть о небьющемся сердце и агонии не-жизни, пытающей его. бессмертие оказалось мукой, и чем бы поклонский не пытался ее заглушить, ни физическая боль, ни удовольствие, ничто не могло дать мертвому вкусить жизнь. он топит себя в море людских пороков, старается вести себя как человек, но все это в итоге оказывается бесполезно, плацебо. он ест и пьет как человек, но еда его не насыщает, алкоголь не пьянит. он ранит себя, ломает пальцы, но вскоре эта боль становится сродни комариному укусу. мирон — социопат, как и многие дети ночи, как бы не жаждал он находиться рядом со смертными, забрать жизнь ему ничего не стоит, а сочувствие и эмпатию он утратил уже очень давно. все его взаимодействие с другими основывается на манипуляции и подчинении с целью получения личной выгоды. однако он способен следовать нормам и моралям, пока это удобно. но все же его отчаянные попытки изображать человека тщетны. все это игра, ведь человеческого в нем, на самом деле, не осталось, а от зверя и мучителя, в которого он так биться превратиться и которого видит в каждом встреченном сородиче, в нем больше, чем в одичавшем саббатите. [indent] [indent] CHAPTER II [indent] дисциплины
так как мирон активно взаимодействует со смертными, то волей-неволей у него получается идти в ногу со временем. он с головой погружается в атмосферу каждого десятилетия и также быстро и легко выныривает, и адаптируется к следующему. ему нравится меняться, застои - вызывают отвращение, во многом поэтому он редко может общаться на равных с сородичами, которые не знают, что за бренд кроссовок они носят, и что со дня на день новый навороченный смартфон выйдет на рынок. во всех этих мелочах, которые большинство детей не удостаивают своего внимания, ибо это ниже их достоинства, мирон находит отдушину. так он спасается от самого себя. когда-то умел обращаться со стрелковым оружием образца первой мировой, но после обращения огнестрелом больше не интересовался, хотя в теории он знает, как выстрелить из современного пистолета. с ножами и прочим клинковым оружием дела обстоят чуть лучше, но, опять же, мирон им пользуется скорее инстинктивно, чем осознанно и с применением каких-либо техник. начитан и вполне себе образован. жадный до всякого знания, вампир редко отказывает себе в том, чтобы изучить что-то новое, пусть и кажущееся бесполезным. обычно все знания находят себе применение рано или поздно. например, в детские годы ненароком увлекшись химией, к двадцати годам (да и по сей день) мирон знал, из чего собрать небольшую бомбу в домашних условиях. в принципе, химия до сих пор занимает у него первое место по объему знаний и желанию узнавать новое. свободно говорит на английском, старается поддерживать на должном уровне русский. водит легковой автомобиль. имеет следующие психозы, как последствия от владения дисциплинами, как и вследствие вампирской жизни в целом: сатириазис: распространяется и на мужчин, и на женщин. с людьми мирон общается на короткой ноге, поэтому даже без использования дисциплин способен затащить выбранную жертву в постель. так же предпочитает кормиться во время секса. обусловлен психоз тем, что мирон до конца не может принять свою бессмертную сущность и ищет простых человеческих удовольствий, будь то поглощение нормальной пищи, употребление спиртного и наркотиков или секс, которые ему теперь недоступны. однако с другими вампирами поклонский в связи не вступает. в смертных теплится жизнь, которую он так жаждет, а сородичи опасны и мертвы. [indent] [indent] CHAPTER III обращен древним и могущественным сиром, который до сих пор ему покровительствует. во многом поэтому мирону удается избежать некоторых опасностей жизни изгоя. в каком-то смысле продолжает трудиться на благо клана, хоть и диссоциирует себя с ним. главным образом озабочен слабокровием и не гнушается проводить на каитифах опыты. его исследования нацелены на изучение особенностей крови и свойств физиологии. своими открытиями с капеллой делиться обычно на условиях “знание за знание”. боится и старается всеми способами избегать конфронтации с другими сверхъестественными существами. если же драку предотвратить не получилось - мирон ранит противника и постарается уйти, в случае, когда и это не удается, и ситуация будет крайне безвыходная, воспользуется знаниями, полученными от демона, и если у нападающего в жилах течет кровь, то, скорее всего, он встретит смерть. но это крайний и полный отчаяния шаг, так как использование инферналистских практик высокого уровня оставляет вампира в шаге от впадения в торпор. фанатично пытается скрыть свою связь с демоном, хотя не исключено, что в высших кругах клана об этом давно знают. не имеет гулей или стада, от которого кормится на постоянной основе. смертные быстро ему надоедают, поэтому мирон не заводит долгих знакомств. никогда и никому не давал становление. и не горит желанием. как и все тремер, связан узами крови, но со своим сиром, а не со старейшинами клана, в прочем, об этом кроме сира мирона никто и не знает. иногда все-таки скучает по общению с “равными” и заглядывает в капеллу. его очень сложно расположить к себе, ибо все пути к каким бы ни было связям перерубает сильнейшая паранойя. мирон никого не подпускает близко и вряд ли сможет, в силу утраченной эмпатии. саркастичен и бесцеремонен в общении. фамильярности не терпит. редко понимает, когда нужно заткнуться и поубавить тон. демон, с которым мирон скреплен договором, точно также порочен, как и знания, что он предоставил вампиру. но ему, кажется, хватает страданий бессмертной души поклонского. |
пост;
| связь;
|