PALEBLOOD |
|
[indent] [indent] CHAPTER I
Ночные улицы пестрят разлитыми по мокрому асфальту неоном и кровью. Сталь выбывает искру, оставляя росчерк, а клинок, словно и не встречая никакого сопротивления, разрубает плоть и кость. Каждое движение должно быть идеальным, каждый взмах меча - дарить сладостное забвение смерти. Ни одно существо не должно мучиться более, чем оно того заслужило, а уж проклятые, чья не-жизнь и является настоящей пыткой, и подавно. Само их существование - грех, но благо в том, кто поднимет клинок и искупит грех того, кто это сделать не в силах. Нет, он не “просто” убивал, он даровал искупление. Тлеющие искры и пепел унесет ветром вместе с тихой просьбой, обращенной к Каину, дабы он принял свое дитя. Ночь молода, клинок остер, и бесчисленные неупокоенные души все еще ждут своего избавления. Кровь и неон. Кровь и гордость. Дорога предстоит долгая, но он знает, что ее лунным светом зальет Каин, и укажет правильный путь. Молитвы Константина не всегда были обращены к первому убийце и проклятому. Он не пил кровь, не был бледен, как мертвец, его сердце билось и было наполнено любовью к Господу, а кожа помнила тепло мальтийского солнца. Впрочем, если бы он об этом забыл, то никогда бы не стал, тем, кем является сейчас. Именно его жизнь сформировала его не-жизнь, и он крайне ревностно оберегает свои воспоминания от фальши и порока, что таят ночи. Его мать была Дамой Милости Господней Мальтийского ордена, давшей обет послушания, отец - английским лордом. И с самого детства Константин не желал ничего больше, кроме как посвятить свою жизнь служению Господу. Он представлял день, когда даст обеты и как облачится в одеяния Ордена. Родители воспитывали его строго, и Константин и помыслить не мог, чтобы притронуться к еде без молитвы или пропустить службу, пусть и роду он был знатного, но избалован не был. Его семья активно занималась благотворительностью, особенно в военное время, и, естественно, он хотел помогать нуждающимся, как и родители. Он рос очень “правильным” и редко позволял себе вольности и шалости, как обычные дети в этом возрасте. Да и времени у него на это не было. Постоянные занятие историей, музыкой и фехтованием отнимали львиную долю его свободного времени. Он пытался отлынивать, как же без этого, но наказание ему выносили по всей строгости. К совершеннолетию он дал свои обеты и прошел церемонию посвящения, проведя у церковного алтаря ночь в молитвах и выстояв утреннею мессу, ему был дарован титул и благословлённый меч семьи, Милосердный. Он так и служил бы Ордену всю жизнь, как и мечтал, если бы не грянула война. Оставаться в родном гнезде было опасно, благо, что связи семьи помогли всем ее членам бежать в Англию, в удаленное северное графство, откуда родом был отец Константина. Он продолжил службу там, в маленькой местной церкви, где люди смотрели на него то ли как на врага, то ли как на святого. Все, кроме Лиз. Она была самой обычной, без королей и герцогов в родословной. То, как она смеялась над его ухаживаниями и речами, то, как защищала... пожалуй, это те вещи, которые Константин никогда не отпустит, как и жар, обжегший ее щеки, когда он впервые поцеловал ее и предложил руку и сердце, встав на колено. Ему было плевать, что скажут родители. Он любил ее, но никак не ожидал, что она согласится, подхватив его под руку и умоляя встать. Ее слезы радости, смех, кольцо на пальце. Константин хотел держать руку Лиз в своей до конца своих дней. Показать ей место, где он вырос. После войны, когда все уляжется. Они обязательно поедут в свадебное путешествие в Италию. Но этого, естественно, не случилось. Константин познакомился со своим сиром на репетиции свадьбы. Она представилась Леди Альвой, якобы из знатной итальянской семьи. Странно, но родители будто действительно ее знали, хотя Константин никогда раньше не слышал это имя, а когда он спросил у них об их знакомстве с Альвой, они не смогли ответить. Всю ночь она не отходила от него. Казалось, будто бы она старается общаться со всеми гостями, даже с Лиз, но ее холодный цепкий взгляд Константин чувствовал на себе постоянно. Она притворилась пьяной, попросила его помощи, а потом попыталась убедить сбежать с ней. И, конечно же, получила отказ. Она была безрассудной и буйной, полная противоположность ласковой и задорной Лиз. О, если бы Константин знал, что его ответ значения не имеет, что за ним следили без малого года два. И что он прошел проверку. Ее руки невероятно холодны, как у трупа. Когда она наклоняется к шее, где бьётся пульс, сделать он ничего не может, даже моргнуть. В финальные мгновения жизни его накрывает озарение. Она не дышит. Она - монстр. Когда он вновь приходит в сознание, Альва пронзает его тело деревянным колом. Боль сковывает тело, но лишь на мгновение, потом приходит оцепенение и пустота. Но слышать ее он все же мог. Все ее слащавые, мерзкие обещание. О том, как все будет хорошо, как они вместе будут править ночами далеко за океаном. Для Лиз и для своей семьи он бесследно исчезает вместе с Леди Альвой. Потом она заставит его написать письмо, где он скажет о том, что никогда не любил Лиз по-настоящему, и понял он это как только увидел Леди Альву. Он будет помнить об этом, но никогда не признает, что это письмо было написано его рукой. Альва увезла его в Мексику, сделав таким же монстром, как и она сама. Она была заботлива, пыталась успокоить, объясниться, но ничего из этого Константину было не нужно. Он был безутешен. Она заставляла Константина подчиняться одним взглядом: питаться, держаться подальше от солнца и держать чудовище в узде. Следующие годы были как в тумане. Прошло немало времени, прежде чем Константин начал делать все это сам, поняв Он свято верил в то, что Лиз его простит, и что если он будет делать все, что скажет Альва, то сможет вернуться. Это было наивно. Сколько бы Константин не старался, сколько бы не потакал прихотям своего сира, а все равно оставался не у дел. Среди высокомерных монстров с людскими масками ему не было места. Альва рассказывала о величии и благородстве их клана, а на деле они оказались кучкой жадных до власти безродных. Может у Альвы и текла когда-то жилах голубая кровь и она была соответствующе воспитана, но остальные вентру думали лишь о том, как подлизаться к старейшинам и пролезть хоть куда-то поближе к ним, не ставя целью величие. Они могли лишь пресмыкаться и такова была участь Константина. Он по-настоящему испугался этой мысли и начал планировать свой побег. И смерть Альвы. Константин ненавидел свою создательницу, что лишила его жизни, лишила света, лишила Лиз. И все же он молится за ее душу, если она у нее осталась, когда сносит ей голову одним росчерком меча. В этот момент он уже знал, куда сбежит. К тому времени в Англию спешить уже не было смысла. Он опоздал. Саббат принял его с распростертыми объятиями, когда стало известно, что Леди Альва, стоявшая им поперек горла уже несколько десятков лет, встретила свою окончательную смерть. Секта дала ему гораздо больше, чем убежище. Она даровала ему просветление через Книгу Нод. Будучи проклятым, Константин почти утратил веру, да и вообще желание существовать, но Каин возродил в нем волю. Не буквально, но Куртхаус считает именно так. Он быстро вспомнил основы фехтования, заточил клинок, и без задней мысли отправился в крестовый поход со своей новой стаей, состоящих из таких же фанатиков, каким стал и он сам. В Джихаде была его не-жизнь. Он учился ритуалам и постулатам Саббата и незаметно для себя втянулся в эту новую конфессию. Константин пережил множество битв со своей стаей, пытался обучать неонатов - своих детей и чужих. Но мало от этого было толку - почти никто не выжил. Поэтому он предпочитал подбирать молодых каинитов “с улицы”, чем давать становление, так он чувствовал на себе гораздо меньше ответственности. И, как ни странно, проку было больше. Среди непутевых и неспособных раз-два попадались те, кто действительно хотели служить Мечу Каина. Но все это, в итоге, потеряло свой смысл, когда стая столкнулась с люпинами. Их всех, кроме Константина и одного из его самых преданных учеников, бродяги из клана равнос, растерзали. Мстить волкам - крайне отчаянный шаг. Но Куртхаус об этом не думал, полагая, что терять ему уже нечего. Двое выживших отправились по следу, что привел их в Новый Орлеан. Им повезло второй раз - удалось застать одного волка врасплох. И убить. Но на достигнутом Константин останавливаться не хотел, как минимум по тому, что месть эта была несоразмерна. Его планам помешал ураган, буквально уничтоживший город и прогнавший каинитов прочь. И между собственной не-жизнью и не-жизнью преданного и способного ученика, последовавшего за ним в когти люпинов, он выбрал последнюю. Константин уже один раз пренебрёг им, и когда ценой своей свободы он спас товарища от верной смерти — это было своеобразным способом сказать “прости” и вернуть долг. Он наказал равносу бежать и не возвращаться за ним. Погребенный под завалами, Куртхаус впал в торпор, где и прибывает по сей день. [indent] [indent] CHAPTER II
Способный и закаленный боями воин, немало сородичей встретили свою Окончательную смерть от его клинка, впрочем, не мало увечий он в этих боях и сам получил. Практиковал фехтование почти всю жизнь и не-жизнь. К огнестрелу относится холодно и, по большей части, не знает, как с ним обращаться, по причине его малой эффективности в боях с детьми ночи. С большим недоумением наблюдает за техническим прогрессом и едва ли за ним поспевает, хотя имеет при себе телефон, пользоваться оным умеет только на базовом уровне. К компьютерам вообще предпочитает не приближаться. Крайне редко садится за руль, предпочитает передвигаться на своих двоих, если нет необходимости добраться куда-то срочно и быстро. Да и водитель из него так себе. Имеет законченное высшее образование, так что выражение “сила есть - ума не надо” - не про него. Запросто поддержит разговор почти на любую тему. Запросто мог бы преподавать теологию или историю. У него воспитание дворянина и замашки соответствующие, но лишь в том смысле, что держится он всегда достойно. [indent] [indent] CHAPTER III В отличие от других саббатитов, редко и выборочно дает становление, что во многом объясняется его собственным болезненным опытом превращения в немертвое существо. Впрочем, несколько птенцов у него было, и он очень ревностно и чрезмерно о них заботился. Ни один из его детей не дожил до сегодняшней ночи, за что Константин винит себя и воспринимает этот факт, как удар по его чести и достоинству. Хранит и активно использует в бою семейную реликвию - полуторный меч из сплава серебра с навершием, украшенным гербом семьи Куртхаус. Имя меча - Милосердный. Сохранил привычку молиться перед едой и перед "сном", а также за упокой своих жертв после битвы - обычно он кладет меч на асфальт или втыкает его в землю, становится на колено и складывает руки в замок, тихо шепча молитву. Никогда не станет мучить и истязать побежденного противника. Окончательную смерть он старается сделать быстрой и безболезненной, в знак уважения. Считает пытки низостью, только если они не являются формой наказания за достаточно тяжелое преступление. Предпочитает жизнь в стае и плохо переносит одиночество. В стае он чувствует себя защищенней и могущественней, и видит гораздо больше возможностей реализовать себя и заслужить почет. В Черную Руку и к тамплиерам никогда не рвался из-за неоднозначного отношения к этим структурам. По его мнению, они делают Саббат слишком похожим на ненавистную Камарилью. Может пить кровь только представителей другой конфессии, отличной от католичества, или язычников. Иудеи, протестанты и православные в эту категорию не входят. Следует искаженным канонам католичества, с сохранением основных заповедей, но центральной фигурой для него является не Бог, а Каин. Тем не менее, не терпит, когда его называют сатанистом даже в шутку. Свою веру Константин оберегает так же рьяно, как и не-жизни товарищей по стае. Верен в первую очередь стае, а потом уже секте, хотя законы он чтит и все ритуалы соблюдает, но ему гораздо ближе философия "низов", чем "верхов". С годами он начал замечать, что правящая верхушка Саббата мало чем отличается от их коллег из Камарильи. Его укус причиняет невыносимую боль, вместо экстаза и забвения. Камарилья заставила его стыдиться этого, а Саббат - гордиться. Смертных ни во что не ставит, его кодекс чести на них не распространяется. не держит стадо. Bмеет скверную привычку питаться где захочет и когда захочет, однако процесс питания для него - тоже своего рода таинство, и жертв он отводит в уединенные места. Гулей тоже не заводит - считает это, опять же, ниже своего достоинства. На рядовых вампиров камарильи зла не держит, зато старейшин ненавидит и презирает. считает, что рыба сгнила, как и полагается, с головы, а потому крайне неохотно идет на убийство неонатов, но выживших оставлять - не в его правилах. Часто пытается завербовать, а не убить. К люпинам питает такую же жгучую ненависть, как и к старейшинам. |
пост;
| связь; |